Не набросив ничего на плечи, в одной майке, Алексей вышел из дому и повел лейтенанта мимо забора из штакетника, ограждающего чей-то садик.

Солнце склонилось уже к закату. Длинные тени Дюжева и Говоркова, опережая их, причудливо изгибались на пустыре за последним домом окраины Ясеня.

— Вот тут я его и увидел в первый раз, — говорит Алексей, указывая на одинокое дуплистое дерево.

— А когда же во второй? — настораживается лейтенант.

— Сегодня ночью…

— Так… Нарушил мой приказ? Ну докладывай!

— А чего докладывать-то? Думал ведь, что вы мне не поверили, и решил добыть доказательства… Вот и засел с вечера в засаду. А когда решил уже, что не придет он больше, смотрю — тень чья-то под тем вон дубом. Пригляделся — он! И опять в руках у него что-то вроде компаса со светящимся лимбом. Выходит, что этот дуб в самом деле был ему ориентиром. Снова стал он шаги от него отсчитывать в сторону леса. Потом достал из кармана еще какой-то прибор. Думаю, что миноискатель…

— Карманный? — усмехается Дюжев. — Да ты видел ли настоящий-то?

— Не только видел, но и в руках держал на военных занятиях. А потому считаю, что у него был миноискатель… вернее, прибор какой-то вроде миноискателя, и на уши он себе что-то надевал. Не наушники ли, как в миноискателе?

— А поисковая рамка и штанга не нужны разве?

— Не обязательно ведь чтобы у него был такой же, какой у нас на вооружении? Может быть, особой шпионской конструкции, без штанги…

— Допустим, что ты прав. А что же он потом?

— Штырек какой-то в землю воткнул. А я захотел поближе подобраться, да на сухой сучок наступил…

— А его, конечно, и след простыл? — с досадой перебивает Говоркова Дюжев. — Видишь, чего стоит твоя самодеятельность? И твое счастье, что это был, видимо, не шпион, а то бы он тебя… Ну и сколько же шагов от этого дуба он отсчитал?

— Примерно двадцать пять, как и в тот раз. В направлении на северо-восток.

— Попробуем и мы проделать это, — произносит Дюжев, направляясь к старому дубу.

Отсчитав двадцать пять шагов на северо-восток, лейтенант внимательно глядит себе под ноги, но ничего подозрительного не замечает. Не привлекают его внимание и соседние участки пустыря.

— А что, по-твоему, мог он тут искать? — спрашивает он Алексея. — Может быть, клад?…

— Едва ли, — качает белобрысой головой Алексей.

— Но что же тогда?

— Так ведь мало ли что…

— А все-таки? Ты поконкретнее. Если есть какие-нибудь соображения, выкладывай, чего мнешься?

Алексей смущенно улыбается, не решаясь почему-то высказать свое предположение.

— Удивляешь ты меня, Говорков, — хмурится Дюжев. — Примчался в милицию, заморочил мне голову своими подозрениями, а теперь…

— Только вы меня не ругайте, товарищ лейтенант.

— Я же сам тебя прошу, за что же ругать?

— Не сдержал я слова… Рассказал обо всем отцу. Но ведь он знаете какой человек?…

— Не знаю, — сердито перебивает его Дюжев. — Не знаю я, что он за человек, чтобы ему можно было…

— Ему можно, товарищ лейтенант! Он герой Отечественной войны…

— Со звездой?

— Без звезды, но настоящий герой! Сапером был…

— Ну, если сапером, тогда может быть… Саперов я уважаю. Они и сейчас геройские дела творят. Ну и что же он сказал по поводу твоего рассказа?

— Я ему тоже сначала насчет клада, а он рассмеялся только. «Какой тут, говорит, может быть клад на Козьем пустыре? Тоже мне «Остров сокровищ»! А вот тайный склад немецких боеприпасов — это пожалуй».

— И развил эту мысль?

— Развил. Он ведь в боях за Ясеневку в сорок четвертом участвовал. «У них, говорит, у немцев то есть, много боеприпасов тут было. Вывезти они их не могли, а когда мы Ясеневку взяли, обнаружили всего лишь несколько ящиков со снарядами. А по допросам пленных и другим данным — целый склад должен быть».

— Взорвали, наверное…

— Оно так бы бабахнуло, не услышали бы разве наши саперы?

— Тогда вывезли, значит.

— А как же было вывезти под бомбежкой и ураганным огнем нашей артиллерии? Десятки автомашин для этого понадобились бы. Отец считает, что немцы, скорее всего, зарыли где-то тут все свои боеприпасы.

— А что ты думаешь, такое вполне возможно. Сможешь ты меня с отцом твоим познакомить?

— Отчего же не смогу, он у меня простой человек, гвардии капитан, бывший командир роты штурмового саперного батальона. Сейчас, правда, на пенсии по инвалидности.

МОЖЕТ БЫТЬ, ОПАСЕНИЯ ГОВОРКОВА И НЕ НАПРАСНЫ!

Начальник ясеньского районного отделения милиции капитан Зыков слушает лейтенанта Дюжева с большим вниманием. О том, что принято называть «эхом войны», о неразорвавшихся минах и снарядах, оставшихся с той поры на нашей земле и даже о целых складах взрывчатки, грозившей катастрофой некоторым городам и промышленным районам, он и читал и слышал множество рассказов. Обнаруживали ведь их и под Ленинградом, и в Калининграде, и в Ростове-на-Дону. Нет, значит, ничего удивительного, что и под Ясенем может оказаться склад немецких боеприпасов или взрывчатки. Но почему кто-то столь таинственным образом проявляет к этому интерес? Есть тут, пожалуй, что-то от дешевого детектива, и это настраивает Зыкова скептически.

— Если там действительно склад немецких боеприпасов, то надобно поскорее в военкомат об этом сообщить. Как бы не опростоволоситься. Очень все это…

— Почему же очень, товарищ капитан? Отец Говоркова- старый заслуженный сапер, точно знает, что был тут у немцев большой артиллерийский склад, а вывезти его они не имели возможности.

— Могли ведь и взорвать.

— А они не взорвали, а зарыли и оставили нам в виде сюрприза. Делали же они такое и раньше, рассчитывая нарушить нашу мирную жизнь после войны?…

— Давайте вот что тогда сделаем, — прерывает Дюжева капитан Зыков. — Побеседуем с жителями Ясеневки, которые тут при немцах были. Не может быть, чтобы они чего-нибудь не вспомнили. Мне известно, что во время оккупации Ростова немцы заставляли его жителей собирать неразорвавшиеся снаряды, складывать их в траншеи и закапывать. А потом, почти двадцать лет спустя, снаряды эти обнаружили газопроводчики…

— Вот видите!..

— Ничего пока не вижу. И не собираюсь поднимать панику по заявлению мальчишки, начитавшегося детективных романов. Сегодня же займитесь розыском местных жителей, находившихся здесь при немцах. А за Козьим пустырем пусть установят на всякий случай наблюдение. И чтобы этот ваш Говорков не совал туда своего носа.

На этот раз Дюжев вызывает Говоркова к себе.

— Вот что, Говорков, — строгим тоном начинает Дюжев, — раз уж ты изъявил желание помогать милиции, то, сам понимаешь…

— Конечно, понимаю, товарищ лейтенант!

— Значит, договорились. А теперь уточним твой образовательный ценз, так сказать. Ты в каком классе?

— В девятый перешел. Да плюс самообразование по военно-инженерным вопросам.

— Увлечение военно-инженерным делом — это у тебя вроде наследственности, стало быть, по отцовской линии. А в комсомоле давно ли?

— Третий год.

— Ну, считай, что во внештатные мои помощники прошел по всем статьям, — говорит Дюжев. — Твои познания по военно-инженерной части могут нам теперь понадобиться. Помнишь, твой отец рассказывал, что у немцев в Ясеневке были большие склады артиллерийских снарядов и инженерных мин? И что вывезти их они не смогли, а, видимо, засыпали в каких-нибудь подземных казематах? Всю эту работу по засыпке производили, наверное, местные жители…

— Не наверное, а точно!

— Почему так уверен?

— Наша комсомольская организация давно уже ведет военно-патриотическую работу. Все ясеневские ветераны Великой Отечественной у нас на учете.

— Что значит — на учете?

— Ведем с ними переписку, знаем биографии…

— Тоже мне военно-патриотическая работа бюрократическими методами! — фыркает Дюжев. — Небось специальное досье на каждого завели?

— Досье только в полицейских участках и в шпионских организациях заводятся…